текст"на улице, чай, не Франция" - и Бродский, как всегда, прав. на улице - кофе и Питер, терпи. там выныривают из метро красивые и далекие, берут друг друга губами за губы, губами за пальцы, смеющиеся, милые, цветные. а ты только и можешь стоять с ними рядом, беспомощно улыбаться - у тебя нет таких губ, таких трехкомнатных квартир. и сердце-то у тебя всё в пломбах, в пломбах. и руки в тромбах. и жизнь в траблах. забитое наглухо детство. короче, давай короче, и в одной комнате можно быть одинокими, и долго падать в пробелы электронного письма, как в снег, и ночью всегда кажется, что не услышат. забьем на этот межладонный проём, пойдем на красный, поговорим по дороге самыми затасканными на свете (на лене и кате) словами. ни обнять, ни ударить. внешность у тебя в нежность, а я, как дурак, вцепилась тебе в куртку и стою, молчу, привыкнув, что все разговоры доходят до переломов. останься, а то я совсем остыну. жалобно поскулю в спину автобуса, развернусь и поеду на залив заливать горе. пять минут, за которые можно спятить. и потом, дни недели не для меня, но только возвращайся. как нарочно накрапывает боль, стонут движения, до жжения пробки по утрам раздражают, слышим, как нас ничего больше не связывает: ни голосовые связки, ни бинты, ни килобайты. облезлое метро не налезает на город, не может без паники пьянок и бьющих ног, а мы все просим, чтобы с нами поговорили, просим в телефон людей, которые молчат. окончательно так, до нервных окончаний, безнадежно, насовсем. мама, я не знаю, откуда бывает так грустно посреди переполненного проспекта, зачем так орет в уши ветер, и как взять и заткнуться. "на улице, чай, не Франция" - и Бродский, как всегда, прав. на улице - кофе и Питер, терпи. впалые щеки подушек, выпирающие ребра батареи, арки домов как красиво очерченные брови. я не блюю стихами, я ими люблю. мы - это когда один поцелуй в ключицу больнее удара.